Расскажу историю, которая со мной прошлой осенью произошла. Тогда мне нужно было пожить у знакомых, и я решил остаться у однокурсника на даче недалеко от города. Места там вроде и не дикие, но глухие. От старого колхоза осталась деревня, вполне обитаемая, дачки в старом саду и всякие хозпостройки то тут, то там по берегу горной речки и на склонах близлежащих гор (да и не гор вовсе, а так, сопок, которые уже выше уходят в горы). Где-то там есть поросшие мелким лесом склоны, маленькие озерки — оттуда берут начало быстрые горные ручьи и речки.
Однокурсник мой Макс, дачка чья была, ездил туда на своей машине в конце лета, чтобы собрать в саду богатый урожай яблок, изжарить мяса на углях, да распить яблочного самогону. Долго на дачах не жили — нет чистой воды, лишь ручейки с водой из гор протекали рядом для орошения садов.
Яблок в том году было много, вывозить пришлось в несколько приемов. Поэтому на дачу с утра привезли меня, запас питьевой воды в бутылках и канистрах, а также ружье. Дедову двустволку Макс на себя переоформил и вывез опробовать её вместе со всем невеликим боезапасом. Я взял с собой комплект личных вещей, мобильник и ноутбук — все, что мне нужно для того, чтобы провести время вдали от города с привычным комфортом. К вечеру мы собрали все яблоки, до которых смогли дотянуться. Костер развели, зажарили мяса и отпраздновали сбор урожая.
Праздник урожая даром не прошел. Утром со слегка опухшей от возлияний головой я помог Максу погрузить коробки с яблоками в машину. А после, взяв с собой ружье и патроны, мы поднялись на склон невысокой сопки. Встали лагерем у полуразвалившегося сарайчика, в котором, видимо, когда-то в советское время содержали овец. Нашли в округе дырявое ржавое ведро, установили на камни и по очереди попытались сбить его выстрелами из ружья. У меня дали осечку три патрона, а у Макса два. Остальные пять выстрелили, даже пару раз ведро подбили. Двустволку решено было оставить на даче, чтобы не мотаться с ней лишний раз.
К вечеру Макс погнал своё авто замечательной красно-ржавой расцветки в сторону города. Чертовых плодов было так много, что на улице еще оставались доверху набитые деревянный ящик и обычное оцинкованное ведерко. Ведерко, ящик, канистры с водой я оставил на улице, с собой в дом взял бутылку воды, чтобы кипятка к чаю поднять или просто выпить. Костра я в тот вечер не зажигал, а просидел дотемна в доме и читал книгу.
Проснувшись утром, дабы не утратить цивильный вид, отправился я к ручью прополоскать лицо. И с негодованием обнаружил, что, пока я спал, дачу кто-то посетил. Не хватало одной замечательной десятилитровой пластиковой канистры, вокруг была разлита вода, пропало ведерко с яблоками, а вокруг деревьев кто-то ходил по траве и растоптал всю падалицу, когда, видимо, тряс деревья — яблок вокруг валялось немало. Это было весьма странно, ведь все хорошие яблоки мы собрали вчера утром, а остальные росли там, куда лезть было лениво, и мы оставили их на последний день пребывания на даче. А ящик, топорик и канистра стояли рядышком на улице недалеко от входа. Я сперва подумал, что это местные дачные подростки не придумали ничего умнее, чем залезть ночью ко мне. Но потом пришла мысль — какие, к черту, школьники могут быть на дачах в сентябре? Тем более на несколько домов вокруг соседей у меня не было.
И тут мне все стало ясно. Деревенские алкоголики, увидев, что приметная Максова машина отправилась обратно в город, совершили набег на оставленное имущество и остальное приготовили, чтобы далеко во второй раз не ходить. Небось еще с мешком придут, чтобы яблоки собрать. А меня, стало быть, не заметили.
Я подумал, что это замечательное начало, и решил гостей встретить. Достал большой фонарь и переоделся в подходящее походно-охотничье. Топорик вернул в дом. Сам уселся там же, протер и собрал ружье. Разгреб дедовы запасы и кое-как соорудил два патрона с мелкой дробью — другой-то не было. Ружья для меня будет достаточно. А патроны — так, для самоуспокоения.
Устроился я в ближней комнате подальше от окна и стал ждать. Ноутбук открыл, книжку почитываю, слушаю, что снаружи творится. В общем, весь день ничего не происходило. Я нехотя соблюдал конспирацию — ел консервы, не выходя из дома, грел тушенку на плитке, пил чай из термоса. Только яблоки в саду изредка падали на землю.
Хорошо стемнело часам к одиннадцати, густо так, почти не разобрать ничего. Я уже третий час как погасил свет и ждал.
Было очень скучно, да и спать хотелось дико. В итоге захотел плюнуть на все, запереть двери и лечь спать. Но перед этим собрался выйти наружу, чтобы занести в дом пластиковую канистру, но на улице было так темно, что идея тут же показалась не очень удачной.
И тут я услышал посторонние звуки. Кто-то шел по саду. Изредка цеплял ветки. Вот они, жители деревенские пожаловали. Стало страшновато. А вдруг они тоже с ружьем? Или с топором? Или еще с чем? Грохнут, да и прикопают тут в саду. И будут на моей безвестной могилке яблони цвести...
Ну уж нет! Я глубоко вздохнул пару раз, покрепче сжал ружье и фонарь, выбежал наружу с идиотским воплем: «Эгей!» — и направил луч фонаря предположительно на лицо того, кто копошился возле оставленных вещей. Я даже маленькую речь приготовил, чтобы, потрясая ружьем, подкрепить в двух словах незыблемость частной собственности. Но так ничего и не сказал. Потому что вместо предпологаемой испитой красной физиономии фонарь осветил чье-то волосатое пузо. Пузо сжалось и повернулось в сторону. Я повел фонарем вверх, освещая густо покрытое шерстью тело и косматую морду. Мощная челюсть, крупный нос, массивные надбровные дуги... Существо медленно выпрямилось, нахмурилось и низко басовито выдохнуло: «Хм-м-м!». Яркий свет его поределенно не радовал. Я так и стоял с вытянутой рукой с фонарем, освещая дылду ростом выше меня на метр точно, а другой рукой держал заряженное ружье стволом вверх. Ничего умнее я не придумал, как нажать на крючки. «Пш-ш-ш...» — это погибли мои самопальные патроны.
«Хм-м-м», — хрипло повторило существо. Я охренел окончательно и бросив фонарь ломанулся обратно в дом.
Кое-как наощупь захлопнул дверь, задвинул засов, забежал в соеднюю комнату без окон и закрыл дверь на крючок. Присел у двери и слушал, что творится на улице, прижимая топор к груди. А на улице ничего не творилось. Никто не лез в окно, не долбил пудовыми кулачищами в дверь, не выл волком и медведем не ревел. Я сам не заметил, как задремал.
Утром, когда уже рассвело, я аккуратно открыл дверь и подошел к входной двери в дом. Окошко было цело, засов остался на месте. Я выглянул наружу, осмотрелся — пусто. Канистры и фонарика нету, яблок на земле в саду тоже поубавилось.
К полудню Макс подъехал. Я ему рассказал, что либо в деревне живет склонный к эксгибиционизму боксер Валуев, либо я ночью йети видел.
Приятель посмеялся сперва, заявил, что я к шестидесятиградусной яблочной сивухе совсем неустойчивый. Но потом, поняв, что я не шучу, посерьезнел и рассказал, что его отец, когда летом жил на даче, пару раз видел на песке у ручья отпечатки голой человеческой стопы.
Размером в два раза крупнее обычного.
С утра я обнаружил на телефоне фотографию спящего себя. Я живу один.