Угол

   Каждый из нас хоть раз в жизни испытывал страх, от испуга до животного ужаса. Человек боится многих вещей, и это настолько же естественно, как и дышать. Страх — один из краеугольных камней, на которых зиждется наша цивилизация. Страх темноты, огня, неизвестного… Впрочем, рассуждать о природе и роли страха я не собираюсь, а просто поведаю небольшую историю из детства.

    Много лет назад, в памятные девяностые, меня и двух моих младших братьев родители каждое лето отвозили на дачу, в посёлок недалеко от подмосковного Климовска. Места там обжитые до невероятности и совсем не дикие. Жили мы в большом одноэтажном деревенском бревенчатом доме с пристроенной верандой, который откуда-то издалека перевёз мамин дедушка. К моменту описываемых событий дом этот был разделён на две половины с отдельными входами и на другой половине жил мамин двоюродный брат, дядя Лёша по прозвищу Лёпик, с женой и двумя детишками, мальчиком и девочкой, нашими ровесниками. В общем обычная дача с велосипедами от зари до зари, футболом, купанием в речке и прочими мальчишескими развлечениями.

    Единственным, что, кроме местной шантрапы, омрачало наше житьё-бытьё, был сарай. Точнее не сам сарай, расположенный в дальнем углу участка в целых десять соток, а заросший малиной и заваленный битым шифером, гнилыми досками и сырыми рулонами древнего рубероида угол за ним. При свете дня он представал перед нашими глазами именно таким, немного неприятным, но совершенно обычным. Но с наступлением темноты угол этот в наших глазах становился самым страшным местом на всём белом свете, а самым тяжелым испытанием было — поставить велосипеды в сарай на ночь. Делали мы это всегда втроём, как можно быстрее, почти бегом и инстинктивно старались не поворачиваться спиной к этому углу. Находиться там было по меньшей мере неприятно даже втроём, а уж для одного это было серьёзным испытанием. Уже потом, много лет спустя, мы с братьями пришли к выводу, что там постоянно ощущался взгляд в спину, тяжёлый и недобрый. Но тем не менее один из нас регулярно и совсем не добровольно подвергался этому испытанию. Дело в том, что сарай потом нужно было запереть. Не знаю, с чего мы решили запирать сарай поодиночке, но факт остаётся фактом, на процедуру закрытия хозяйственной постройки наша братская взаимовыручка почему-то не распространялась. Запирал сарай всегда кто-то один, по очереди. Ждали несчастного обычно у входа на нашу половину, который располагался на дальнем от сарая углу.

    В тот августовский вечер мы, как обычно, закатили велосипеды в сарай и с чистой совестью чесанули к дому, оставив бороться с замком и страхом младшего брата. Была его очередь. И вот мы со средним братом стоим у спасительного и хорошо освещённого крыльца, подтруниваем друг над другом и ожидаем младшего. Вдруг слышится заполошный топот, братик вылетает из за кустов крыжовника, в доли секунды преодолевает расстояние до крыльца и вцепляется в нас, стараясь спрятать лицо. Я чувствую, как его колотит, слышу его прерывистое дыхание и как он тоненько и тихо-тихо подвывает, понимаю, что он очень сильно чего-то испугался, и этот его страх моментально заражает меня и среднего брата. Втроем мы моментально подхватываемся, влетаем внутрь дома, на веранду, и с грохотом запираем входную дверь на засов. Нет, оговорюсь сразу, никаких стуков не было, никто не ходил под окном, не вздыхал под дверью, ни следов на грядках, ни царапин, ничего такого. Просто испуг нашего младшего брата был настолько силён и ярок, что захлестнул и нас. На грохот двери из дома на веранду выбежали родители и страх потихоньку отступил от меня и среднего брата. Младшего успокаивали долго и нормальный цвет лица с даром речи вернулись к нему только после адекватной дозы валерьянки. Впрочем, ничего шокирующего мы от него не узнали. Весь его рассказ заключался в том, что он просто испугался темноты. Родителям и среднему брату хватило этого объяснения, но я заподозрил, что младшенький недоговаривает. А уж то, как он начал всеми силами избегать появления рядом с сараем даже днём, мои подозрения только укрепило…

    К сожалению, август кончился весьма неожиданно, как заканчиваются все августы, когда ты учишься в школе, и провести «расследование» мне не удалось, мы вернулись в Москву и нас закрутила школьная жизнь. Со временем происшествие то немного не подзабылось, а было вроде как отложено до новых каникул, а потом и вовсе оказалось так, что следующее лето мы провели уже на новом месте. Никаких последствий, вроде заикания, ночных кошмаров, хождения и говорения во сне у брата не было, он не превратился в угрюмого типа из весёлого шалопая, и так бы вся эта история и сгинула в «вихре времён», если бы не случайность.

    Лет десять назад я начал встречаться с девушкой, которая потом стала моей женой, и в один прекрасный день предложил ей автоэкскурсию по местам моего летнего детства. Не буду заострять внимание на постигшем меня разочаровании от возвращения в некогда любимые места. Все проходили через это и лишний раз убеждались в справедливости постулата, что никогда не стоит возвращаться туда, где тебе было хорошо. Я был расстроен настолько, что даже не решился навестить родственников, по прежнему живущих в старом доме, но крыша сарая, которую я разглядел с начала подъездной дороги, оживила некоторые воспоминания.

Спустя несколько дней, встретившись с братом у родителей и улучив момент, я решил с ним поговорить. Рассказал ему о своём недавнем визите в места боевой славы и какое то время мы предавались воспоминаниям. И тут я напомнил ему о том происшествии, о том, как он бежал, как его трясло от испуга. Я ожидал чего угодно, того, что он не вспомнит, или что посмеётся, но брат посмурнел, притих и буркнул: «Ну да…». Мы посидели немного, он угрюмо молчал, опустив глаза, и я уже готовился продолжать расспросы, как вдруг брат начал рассказывать сам: «Помню я этот угол, конечно. Противное место, вечно, блин, завалено Лёпкиным хламом. Мне всегда рядом с ним было не по себе, особенно в темноте… Как мы этот сарай запирали, вообще чума... Я знаю, почему ты завёл этот разговор. Ты про тот случай узнать хочешь, верно? В общем мне всегда казалось, что оттуда как будто кто-то смотрит. В спину прямо упирается взглядом. Неприятно так, и спиной поворачиваться неохота… А тогда был вообще край. Короче, вот стою я, запираю этот замок хренов руками трясущимися, как всегда, взгляд этот прям чувствую. И тут я понимаю, что прямо сейчас, в эту самую секунду, он, который смотрит, выйдет из этого угла ко мне, и… Только вот это знание, что он там, и выходит на дорожку уже, и если он на неё ступит, то меня не станет. Не знаю, как я это понял в восемь лет, но понял очень чётко. Страшно мне стало, никогда так страшно не было, я даже не понял, как замок заперся и как я до дома долетел. Нет, не видел я ничего и не слышал, не было ничего такого. Наверное лучше бы увидеть было, но… Тогда я бы тебе это не рассказывал уже, точно. Новая дача, конечно, отстой, но появилась она вовремя, возвращаться в Гривно после этого мне было совсем неохота…»

    Потом, совсем недавно, мама рассказала вот ещё что… Не помню точно, когда, но несколько лет назад дядя Лёша разобрал сарай, расчистил угол и построил на том месте небольшую баньку и до поры до времени потихоньку в ней парился. А прошлом году случилось несчастье. Вечером дядя Лёша, как обычно один, отправился в баньку. Вооружился полотенцами, простынёй, захватил с собой пару бутылок пива и какой-то снеди и приступил к культурному отдыху. Нравилось ему, видимо, без компании там, да и не любил, когда его беспокоили. Повзрослевшие дети на дачу приезжать перестали, а жена его занималась потихоньку домашними делами, поэтому хватилась Лёпика не сразу. Уже поздней ночью, в двенадцатом часу, отправилась она с фонарём выгонять из бани засидевшегося супруга. И нашла его, голого и бездыханного, скрючившегося под лавкой в предбаннике. Мама, как одна из близких родственниц, помогала вдове с похоронами и ей стали известны некоторые подробности… Лицо дяди Лёши было искажено гримасой ужаса и работникам морга пришлось немало потрудиться, чтобы придать ему относительно нормальное выражение. Паталогоанатом, проводивший вскрытие, поведал, что стенки сердца были будто бы размозжены, как от сильного удара, но при этом ни переломов грудной клетки ни даже повреждений мягких тканей он не нашёл. Впрочем в качестве причины смерти был указан разрыв сердца вследствие обширного инфаркта миокарда. А баня… Во время поминок, на которые мама решила не оставаться, банька полыхнула то ли от неисправной проводки, то ли ещё почему. Пожарные, приехавшие через полчаса, залили водой дымящийся фундамент, поковыряли баграми груду обуглившихся брёвен и досок и отбыли восвояси. Сейчас, насколько я знаю, пепелище заросло сорняками и борщевиком…