Ненавижу пятницу, в этот, казалось бы, прекрасный день, когда вся страна радуется концу рабочей недели и планирует отдых на выходные, я знаю одно — снова придется прятать тело. Нет-нет, вы не подумайте, ни воспитание, ни моральные принципы не позволяют мне забрать чью-то жизнь. Просто вынужден убирать за той, которую люблю. Странно, правда? Некоторые девушки хотят денег, некоторые внимания, а ее единственная прихоть заключается в заметании мной следов ее ночных прогулок, которые она еженедельно совершает с завидным постоянством. Хорошо, что на карте нашей безграничной родины полно глухих и дремучих лесов, где можно спрятать труп. И просто прекрасно, что некоторые из них расположены не далее 200 километров от моего дома. Но, знаете, морально это очень тяжело.
Пару раз я чуть не сошел с ума, когда жертвами становились маленькие дети, еще не вошедшие в пубертатный период. Если в первый раз, роя яму для какого-то сорокалетнего мужика, я еще как-то мог объяснить поступок Катерины, потому что, будем честными, больше половины взрослых людей — редкостные сволочи, зря коптящие небо, то чем провинились 10-12-летние мальчик и две девочки, я сколько не думал, так и не смог понять. Но мне пришлось смириться по простой и понятной причине: пусть хоть весь мир рухнет, но я буду защищать ее. Только не надо осуждать и цокать языком. Меня тоже мало радуют субботние ночные «поездки за грибами».
Но, сколько бы в душе не теплилась надежда на то, что все будет по-другому, все останется по-прежнему. Как обычно, вечером накануне уикенда, еще до того, как часы пробьют 11, её сморит сон, а я буду сидеть и пытаться не допустить очередной трагедии. Впрочем, это мне еще ни разу не удалось. Как бы сильно мой разум и тело не боролись с объятиями Морфея, всегда около 2 часов ночи они проигрывают, как будто кто-то щелкает рубильник в положение «выкл». В другие дни такого не происходит, и не спать двое суток — вполне выполнимая задача для моего молодого и, пока что, здорового организма. Не знаю, почему так. Не удивлюсь, если она что-то подсыпает мне в воду или пищу, а может, таким способом моя психика защищает себя от того, что встает ночью в теле самого близкого и родного человека, чей вид в этот момент способен низвергнуть в океан безумия. В любом случае, я рад. Да, эгоистичное чувство, за которое поплатились жизнью 12 индивидуумов.
Самое печальное произойдет позже, ровно в 5 — неведомая сила подымет и поведет меня к двери санузла. Это чертова дверь стала моими личными вратами ада. Ведь за ними, в ванной, будет лежать очередной итог деяний Кати. Затем я снова, ненавидя весь мир и проклиная судьбу, расчленю тело, запакую останки в одноразовые мусорные пакеты, тщательно уберу комнату самыми ядреными средствами и отвезу эту нелегкую ношу в лес. Все это довольно трудно и требует немалых усилий, но я пока справляюсь. Правда, в самый страшный момент ожидания, перед этой чертовой дверью, меня начинает раздирать внутреннее противостояние. Боль, ненависть и осознание беспомощности соперничают с желанием защитить. Сколько раз в моей голове звенели мысли: «Беги! Она чудовище! Тебе не справиться!», а самая ужасная из них: «Убей ее! И всем станет легче!». Но чувства к этой своеобразной девушке всегда побеждают. Хотя я и понимаю, что это все неправильно.
Вот и сейчас я стою возле проема в царство плитки и кафеля, и конечности мои не хотят повиноваться и открыть дверь. Правда, все равно придется. Ибо больше этого сделать некому. Господи, за что мне это? Не хочу, не хочу, не хочу! Так, стоп, надо собраться. Проведение, пожалуйста, пусть будет взрослый с уголовной рожей, а лучше один из тех, кого показывали в криминальной хронике. Руки, дрожа, тянутся к замку. Поворот. Щелчок. Твою мать! Глазам предстает скверная картина. Ребенок, мальчик, лет 5-7, лица не разглядеть из-за множества порезов. Боже, да на нем живого места нет! Ноги, не выдержав потрясения, подкашиваются, и я распластываюсь на ледяном полу. Все, так больше не может продолжаться. Последний раз мне придется делать это. А потом надо будет уехать. Да, точно, уехать, и куда подальше. Вон хотя бы к бабке в деревню. И никогда не возвращаться в этот пропавший город.
Борясь с рвотными позывами, действуя скорее на автомате, мозг отдает туловищу команды на привычные в данном случае действия. Расчленять не приходится, тщедушное тельце целиком помещается в один мешок. Уже по дороге к сосновому бору мысль о побеге полностью подчиняет сознание. Осталось только сделать прощальный подарок и спрятать закоченевший кусок мяса, который раньше был человеком. Жил, смеялся и наверняка любил родителей. Ладно, хватит размышлять, последний перекресток и я почти на месте. Секунду! Что творит этот идиот на белой девятке? Страх. Удар. Тьма…
— Войдите, — пробурчал хозяин кабинета, полноватый мужчина, с начинающей лысеть макушкой.
— Товарищ полковник, разрешите? — молодой лейтенант, чем-то похожий на взъерошенного воробья, торопливо прошел к столу.
— Да разрешил уже, проходи. Ну что там про маньяка?
— Так все хорошо, Валерий Семенович, наш это голубчик.
— Ты в этом уверен, Денисов? Ошибки быть не может?
— Никак нет, Картошкин Роберт Владимирович, уроженец города Гомеля, республика Беларусь, проживает по адресу: город Таганрог, улица… — уткнувшись в листок, начал читать юный опер.
— Погоди, лейтенант. Давай своими словами. С чего взял, что это тот, кто нам нужен?
— Да ведь улики, товарищ полковник, когда на месте аварии в багажнике ублюдка обнаружили труп недавно пропавшего мальчика, мы с экспертами поехали к подозреваемому на квартиру, где в водостоке и обнаружили ДНК еще 12 человек, пропавших в течение трех месяцев. Саму-то ванную душегуб убрал, комар носа не подточит, а слив же так не замоешь. Вот и попался.
— А тела где?
— Спрятал, тут уж мы бессильны, лесов рядом много, не найти.
— Ну что ж, Костик, молодец, можешь закрывать дело. Жалко, что преступник скончался, не приходя в сознание. Многое мог бы рассказать. Ах, да. Кроме следов жертв и мерзавца, что-нибудь нашли? Нельзя исключать сообщника.
— Нет, во всей квартире чужеродных отпечатков и частиц эпителия не обнаружено.
— Ну все тогда, дописывай бумажки и можешь отдыхать.
Дверь кабинета захлопнулась, оставляя главу отдела с невеселым лицом. Почему старый патологоанатом сначала твердил обратное? С пеной у рта доказывая, что характер и глубина ран, полученные ребенком, не подходят под рост и возможную силу пойманного мужчины...
Она спросила меня, почему я так тяжело вздохнул. Но я не вздыхал.