В конце 1920-х годов пожилой часовщик из Бостона женился на прекрасной молодой женщине, и они поселились в Энфилде. Он был лучшим в мире мастером и обладал талантом создавать машины такой сложности и точности, что его часто называли “Да Винчи от мира часовщиков” (высокая честь, учитывая, что сам Да Винчи спроектировал множество часовых механизмов). А она была настоящей красавицей, притом утончённой и образованной. До встречи с часовщиком бостонский брамин отметил её за остроумие, а также за то, что она устраивала лучшие званые обеды.
Часовщик накопил большое состояние, но он, как и все великие творцы, оставался недоволен своими произведениями. Он хотел создать еще одни часы. Часы, которые своей изощрённостью и сложностью превзошли бы даже куранты мюнхенской Новой ратуши. Мастер завершил свои планы весной 1931 года, и новые часы были поистине прекрасны. Его проект отдавал дань классике, но в то же время был современным. Сложным, но понятным. Ежечасно, когда колокола отзванивали время, автоматические механизмы вылетали из потайных камер и символично воспроизводили различные сражения гражданской войны, изо дня в день рассказывая историю о том, как Север одержал победу над Югом.
Лоуэлл и Бостон отчаянно нуждались в башне с часами, как и некоторые крупные производственные и судоходные компании, но, прежде чем какое-либо строительство успело начаться, грянула депрессия. Все потенциальные клиенты исчезли в кратчайшие сроки, один за другим, оставив часовщика наедине со своими планами.
Несчастный и подавленный мастер боялся, что не успеет воплотить в жизнь своё творение. Он решил, что не допустит такого исхода, и направил накопленное состояние на самостоятельную постройку башни в качестве дополнения к своему дому в Энфилде.
Однажды, когда башня с часами была почти готова, часовщик вернулся домой за изготовленной на заказ деталью. Он прибыл намного раньше, чем ожидалось, и обнаружил свою жену в постели с другим мужчиной, одним из работников. Часовщик ворвался в комнату и устроил скандал. За всю свою жизнь он никогда не испытывал такой ярости и унижения, но настоящее унижение ещё ждало его впереди.
Вместо того, чтобы просить прощения, прятаться от него, или даже с позором сбежать из комнаты, жена часовщика и её любовник осмеяли его, обозвав его беспомощным стариком.
– Возвращайся к своим несчастным шестерням и пружинкам, – сказала его жена. – И, может, если ты будешь вести себя тихо, я даже приготовлю тебе ужин.
Шокированный мастер вернулся к своим механизмам, но вместо работы над часами в его голове назрел план. Он снял автоматоны с постов и приложил все оставшиеся силы, чтобы свернуть огромную пружину под их гусеницами. Часовщик выложил инструменты, чтобы они были под рукой, после чего принялся ждать, выслушивая, как брачная кровать снова и снова ударяется в стену.
В конце концов ритмичные удары достигли своего крещендо, а затем затихли. Вскоре он услышал, как жена зовет его, но не откликнулся. Её призывы становились все более обеспокоенными, и в голосе постепенно появлялись нотки раскаяния – неужели после случившегося ей правда было до него дело? Часовщик продолжал молчать.
Когда рабочий вошел в комнату, теперь больше похожую на гигантскую коробку передач, часовщик уставился на него, но не пошевелился.
Рабочий выглянул из комнаты и позвал свою любовницу:
– Он здесь!
– Он там не натворил глупостей?
– Нет. Он в порядке.
Но часовщик не был в порядке.
Рабочий шел к часовщику осторожно, будто к незнакомой собаке.
– Это ваша вина, понимаете? – вместо ответа водянистые глаза часовщика немигающим взглядом следили за приближающимся молодым человеком. – Она – прекрасная леди, великолепная. Вы не можете держать ее в клетке, в этом ужасном месте, и думать, что она не заскучает.
В тот момент, когда рабочий перешагнул путь, по которому двигались автоматы, часовщик выдернул булавку, удерживающую витую пружину. Пост, к которому должен был крепиться автомат, но в данный момент не утяжелённый фигурой человеческого роста, заполненной увесистыми металлическими шестернями, промчался по рельсовой дорожке и врезался в ногу рабочего. Треск ломающихся костей едва не заглушил крики мужчины.
Услышав сдавленный вопль своего любовника, жена часовщика крикнула:
– Я бегу! Бегу!
Часовщик взял увесистый гаечный ключ и подошёл к двери. Когда жена вбежала в комнату, часовщик подкрался к ней сзади и с силой приложил гаечный ключ о её череп.
Через несколько часов женщина очнулась от стреляющей боли в ногах. Она попыталась взглянуть вниз, но её голова лишь мучительно дёрнулась. Часовщик стоял над ней, молотком вколачивая ей в бёдра металлические стержни. Её любовник уже был поднят на пост, — он заменил фигуру-автоматон, чтобы станцевать в назначенный час.
Создание часовщика, как и куранты в Мюнхене, было принято как настоящий художественный прорыв. Толпы зевак собрались на улице, чтобы поглазеть на то, как бесчисленное множество фигурок «Союза» и «Повстанцев» понесутся по своим дорожкам, круг за кругом, в бесконечной погоне.
Прошли недели, прежде чем кто-то заметил, что с двумя фигурками что-то не так. Их лакированный шпон выпирал в необычных местах и как-то странно блестел, как будто покрытый влагой. Однажды настал финал – толпа, в которой в этот момент находились и дети, с ужасом наблюдала, как два трупа наперегонки мчались по рельсам, протыкая друг друга штыками.
Говорят, что даже после того, как часы остановили и горе-любовников похоронили, всех, кто видел лицо жены, преследовало видение её бесконечного бега по дорожке.
Я просто увидел, что моё отражение в зеркале мне подмигивает.