Семидесятые годы. Монголия. Я — младшеклассник ЗуунХааринской средней русской школы…
Ежедневно в компании таких же сорванцов пропадал на улице дотемна и в любое время года. Хотя, надо признать, не в ущерб учёбе. Был круглым отличником (ну, это в качестве самокомплимента). Разгуляться там, конечно, было где.
Из нашей разномастной шоблы (местные русские, дети командировочных, монголята) запомнился один парнишка. Настоящее имя сейчас подзабылось. Пусть будет Олежка. Кажется, так его и звали. Этакий отчаянный малый. Не боялся ни людей, ни зверей, ни чёрта лысого. Ни одной школьной потасовки не пропускал после уроков, да и во время тоже.
Стаи бродячих собак, которые рыскали повсюду и постоянно нападали на скотину и людей, разгонял на раз. Камнями и палками. Да ещё спортом занимался усиленно. К примеру, если по всем школьным предметам еле тянул на «трояки», то по физкультуре ниже «пятёрки» никогда не получал. Во втором классе подтягивался на турнике раз тридцать подряд…
И вот как-то взяли этого Олежку на «слабо». Мол, побоишься в одиночку сходить на монгольское кладбище.
А монгольское кладбище по тем временам — особая песня. До прихода русских в эти края аборигены вообще своих усопших в землю не закапывали. Относили в горы и оставляли на вершине. Мы как-то раз, в походе со взрослыми, наткнулись в дальних горах на старые человеческие останки. На каменистой вершине лежали выбеленные ветрами и солнцем, словно мраморные, два человеческих черепа и крупные кости. Тамошние охотники о таких находках частенько рассказывали. Так вот, только с приходом в монгольские степи и горы русских, кочевники стали сооружать для покойников что-то наподобие погостов. Ничем не огороженных, расположенных среди степи участков. Причём закапывали неглубоко, максимум на метр. А в большинстве случаев и того меньше. Грунт-то каменистый везде, лень булыжники почём зря ворочать.
К тому же хоронили без гробов, лишь завёрнутыми в саван. И не закидывали землёй яму, а устраивали сверху настил из досок, чуть присыпанный мелкими камнями. Соответственно, вонь в окрестностях такого кладбища стояла неимоверная. Летом, проезжая на поезде мимо этого смердящего погребалища, которое находилось в сотне-другой метров от «железки», приходилось закрывать все вагонные окна. Спро́сите, а как же родственники навещали упокоившихся в такой нервной обстановке? Ничего на это ответить не могу, к сожалению. Единственное скажу, лично я ни разу ни одной живой человеческой души там не видел. Лишь бродячие собаки рыскают, да крылатые падальщики стаями вьются.
Вот на вечерний поход в такое романтическое место и спровоцировали на спор горячего хлопчика Олежку. Правда, не в летний зной, слава Богу, а уже осенью, когда подморозило. Кажется, октябрь стоял, как сейчас. Помню, когда мы небольшой ватагой его провожали (чтоб не свинтил ненароком в другую сторону) и проходили в темноте мимо одной из многочисленных свалок, наткнулись на жуткую картину. На краю свалки из темноты нарисовалась гигантская ощерившаяся псина, размером со слона! Мы в испуге пустились было врассыпную, но приглядевшись поняли, что это просто куча смёрзшихся в единое целое нескольких десятков отстрелянных бродячих собак. Видно, когда их сгребали трактором, то получилась такая затейливая фигура с оскалившейся пастью здоровенного кобеля сверху.
В общем, уже морально взбодрённые довели Олежку до окраины города ЗуунХаары (хотя какой это город, так, посёлочек небольшой был в те годы) и, подбодрив пацана на дорожку, стали дожидаться его возвращения.
Но прошёл битый час, а героический мальчишка не появлялся. Мы уже стали замерзать на октябрьском ветру, несмотря на подвижные игры. А мне к тому же в девять, как штык, надлежало быть дома. Так что, не дождавшись финальной части приключения Олежки и его увлекательного рассказа о похождениях на зловещем кладбище, я вскоре отчалил домой…
А утром следующего дня в школе выяснилось, что и остальные приятели вчера тоже разошлись по домам, так и не увидев запропавшего Олега.
Взволнованные после уроков побежали к нему домой. Живой ли?!
Олежка был из местных, жил в частном доме. Нам открыли, но в дом не пустили. Лишь сообщили, что парень сильно захворал и лежит почти без сознания. Чуть позже выяснилось, что вернулся домой он почти под утро, весь перемазанный землёй и продрогший до костей. А его даже не хватились. Потому что Олег частенько оставался ночевать, заигравшись, у кого-нибудь из друзей.
Из-за внезапной серьёзной болезни Олежка не появлялся в школе всё первое полугодие. Да и потом я его редко стал видеть. Мальчишка здорово изменился. Исхудал, ссутулился, стал малоподвижным и неразговорчивым. Мы поначалу приставали с расспросами про тот вечер на кладбище, но он как-то истерично реагировал и ничего не рассказывал, а один раз вовсе заплакал. От него и отстали.
Позже моего отца перевели в монгольскую столицу Улан-Батор и своих зуунхааринских приятелей я с той поры не видел. А ещё через полтора года мы всей семьёй возвратились назад в СССР…
Когда подошёл срок, как положено каждому честному парню, я призвался в армию. Там, в лётной учебке под Красноярском, неожиданно увидел знакомое лицо. Мать честная! Да это же Олежка!!! Только то был не сутулый бледный хлюпик, который остался в памяти по Монголии, а мускулистый крепыш. Всё свободное время он кувыркался голый по пояс на уличном турнике и кидал гирьки. Каждое утро вставал за час до уставного подъёма и бежал (опять же полуголый) кросс километров десять, а потом и со всеми на пробежку с зарядкой ещё успевал. Ни дать ни взять, натуральный Геракл, но…
Ростом он остался таким, каким я его видел в детстве. Ну, может, совсем чуточку подтянулся. По крайней мере, стоял в строю последним, и почти на голову ниже самого маленького. И ещё... В свои восемнадцать с небольшим лет парень был наполовину седой.
Мы, конечно, разговорились. Он рассказал, что ещё до окончания пятого или шестого класса его семья перебралась в СССР, в город Иркутск. Там он школу закончил, оттуда и в Советскую Армию пошёл служить. Тут вот и встретились.
Наговорившись о бытовых темах, я наконец задал давно мучИвший меня вопрос. Что всё-таки случилось тогда с ним на кладбище? Сейчас в ответ он, конечно, не заплакал, но сразу посмурнел. Видно было, что совсем не хочет говорить на эту тему.
Нехотя только сообщил, что был очень напуган и всю ночь просидел, спрятавшись в одной из могильных ямок. На мой следующий вопрос — а что же так испугало всегда отважного пацана — ответил коротко: «Было что…» На этом интереснейшую для меня тему закрыли.
И только через несколько месяцев, после окончания учебки, когда нас разбрасывали по разным командам, в разные концы необъятной тогда ещё Родины, напоследок Олег, прощаясь, совершенно серьёзно сказал:
— Я скажу, что там было на монгольском кладбище… Они не умерли. Те, кто там похоронен. Они были рядом и очень долго не отпускали меня. До сих пор не знаю, как мне удалось остаться в живых… Я и сейчас иногда их вижу…
На этой весёленькой ноте мы расстались. С Олегом я больше не встречался и о дальнейшей судьбе его не знаю ничего.
Я видел прекрасный сон, пока не проснулся от звуков, будто кто-то стучит молотком. После я слышал только, как комья земли падают на крышку гроба, заглушая мои крики.