Эта история произошла со мной. Рассказ будет сумбурным, поскольку в памяти мало что сохранилось.
Когда я была совсем маленькой (даже в школу не ходила), то спокойно спала в отдельной комнате, но потом почему-то (почему — не помню) стала бояться темноты и спать одна уже не могла. Когда мне было лет девять или десять, мама решила меня научить самостоятельности: всё, дочка, теперь ты у нас будешь учиться спать одна и без света. Я согласилась. Мама ушла в гостиную, а я осталась в спальне. Первую ночь я спала спокойно и утром очень гордилась собой. Безмятежным мой сон был ещё ночь или две, а потом начались неприятности.
Когда я уже начала засыпать, меня разбудил странный звук. Я резко проснулась и вытаращилась в темноту. Некоторое время я лежала, вслушиваясь. Когда я готова уже была успокоиться и подумать, что мне померещилось, звук повторился. Это был какой-то громкий стук. У нас в спальне рядом с кроватью стояла тумбочка, которая днём была набита постельным бельём. Так как была ночь, она пустовала, и звук, судя по всему, шёл из неё.
В тот момент я поступила, как человек действия: вместо того, чтобы дрожать, закутавшись в одеяло, я включила светильник и поднялась с кровати. Встав напротив тумбочки, я готовилась бежать или обороняться. Свет был не сказать, чтобы особенно ярким, но всё-таки он был и, по моему разумению, должен был пресечь поползновения любых чудовищ, даже тех, что живут в тумбочках. И я похолодела, когда поняла, что это не так.
Тумбочный монстр, видимо, оказался достаточно сильным, чтобы развивать деятельность даже при свете. Странный стук повторился, более того, он стал ещё громче. Теперь было отчётливо слышно, что похож этот звук на тот, какой получается, когда чем-то острым стучат и скребут по деревянным стенкам. Причём скреблись и стучали не ритмично, а с интервалами, словно обитатель тумбочки делал иногда передышку и задумывался, стоит ли продолжать. В итоге он продолжал — скрёб-поскрёб, тук-тук, — а я стояла и таращилась на тумбочку немигающим взглядом. В один из таких «перекуров» я попыталась представить, что бы это могло быть. И мне представились когти. Вовсе не какие-то там ужасные — большие, в клочках мяса жертв, — а просто когти. Тупые, скорее всего. Я смотрела на тумбочку, но оттуда не вылезали никакие бабайки, и в моей любознательной голове даже взыграл азарт исследователя: а не открыть ли и не посмотреть, что (или кто) там внутри... Но в этот момент в тумбочке застучали раза в два чаще и сильнее, и идея сразу вылетела у меня из головы. А потом раздался длинный звук прошедшегося по стенке тумбочки острого предмета. Тут-то мои детские нервы не выдержали, и я подорвалась из спальни — не бегом, но быстрым шагом. Когда я шла в гостиную, к маме, у меня не было чувства, что тварь за мной гонится или идёт по пятам, нет. Скорее уж она затаилась в своём убежище и ждала моего возвращения.
Мама показала себя отличным психологом. Она расписала мне, какое у меня могучее воображение, я наверняка всё это придумала, а если и нет, то это были соседи, а даже если не соседи и там правда что-то (или кто-то) есть, то вот тебе молитва на листочке («Отче наш») — прочитай её, и всё будет хорошо.
Я так и поступила. Испытав сильное облегчение и уверенность в своей безопасности (всё-таки в маме погиб психолог), я уснула, однако ж свет не потушила, страх темноты был слишком велик.
После этого замечательного события попытки приучить меня спать одной сошли на нет. Собственно, я до сих пор не могу спать одна в комнате при выключенном свете, только со светом ещё как-то справляюсь. И на ночь всегда молюсь (верующим человеком себя не назову, но мало ли что, лишним не будет).
Ах да — я тут сижу, печатаю, а несколько дней назад наблюдала, так сказать, слабый отголосок. Я, неудачница эдакая, осталась зимовать во время каникул в общежитии — сессия, а у меня ни одного зачёта автоматом. Счастливицы-соседки уехали, я же сижу одна ночью в комнате и изучаю билеты. Освещение слабое, из четырёх лампочек горят две. И в тот вечер в тишине раздалось негромкое, но очень отчётливое поскребывание откуда-то из угла (между прочим, этот угол примыкает к лестнице, и оттуда ничего, за исключением топота и мата, звучать не должно, особенно в три часа ночи). К счастью, я уже не первый раз сидела вот так в одиночестве и привыкла к такой атмосфере, иначе точно перепугалась бы. Звук-то был такой, будто деликатно так коготком провели...
Мама позвала меня на кухню, но по пути туда я услышал, как мама шепчет из другой комнаты: «Не ходи туда, я тоже это слышала».