Тишина

   Впервые я увидел океан, когда мне было девятнадцать, и если я его еще раз увижу, то это будет нескоро. Тогда я был мальчишкой, только что сошедшим с поезда, который привез меня из Амарилло в Сан-Диего. Один вид всей этой воды и слепой разрушительной силы волн бросал меня в трепет. Нет, я и раньше видел водоемы, в том числе и довольно-таки большие озера, но с этим ничто не могло сравниться. Я, наверно, не смогу описать свое первое впечатление, да и нельзя сказать, что я этого хочу.

    Вы можете представить себе, что я чувствовал, когда через несколько недель мне дали винтовку и посадили на борт. Перестав блевать, я подумал, что, может быть, и не убью себя. Умереть среди этих хаотичных волн, так и не увидев землю... Тогда мне казалось, что война — это не так уж плохо по сравнению с этим. В молодости бываешь таким дураком.

    Как же я был рад, когда увидел остров с его твердыми берегами! Посреди ночи нас посадили в лодку с винтовками и рюкзаками. При этом, правда, не сказали ни слова. Мы безропотно исполнили приказ. На палубе лейтенант дал нашему взводу краткую информацию: этот остров был потерян. Именно так он и сказал. Вышло так, что этот маленький клочок земли, который только недавно открыли и еще не нанесли на карты, мог сыграть важную роль в войне на тихоокеанском фронте. Маловероятно, сказал он, чтобы японцы могли его захватить, так как он слишком далек от их границ. Однако во время недавнего полета на центральном плато острова засекли нечто, напоминающее летное поле.

    В середине ночи мы вышли на берег. Не буду врать, я чуть не обосрался от страха. Не знаю, чего я ожидал, но явно не того, с чем мы столкнулись. Это была густая, тяжелая тишина. Если не считать шума волн и ветра, на острове не было слышно ни звука — ни птиц, ни насекомых. Только мертвая тишина.

    Пройдя еще сто ярдов в пугающее спокойствие джунглей, мы остановились на небольшой поляне, чтобы дождаться офицеров. Те, очевидно, тоже были напуганы. Я был не слишком сообразителен, но я точно знал, что что-то было не так. Казалось, будто весь остров был мертв. Я помню, что чуял только запах моря, хотя на деревьях висели красные цветы.

    На том плато не было никакого летного поля. Я не могу сказать, что это было, потому что никогда в жизни ничего подобного не видел. Это было похоже на ацтекскую пирамиду, только перевернутую вверх дном, так что ее гигантские ступени вели вниз, под землю. Думаю, это описание вряд ли сможет передать всю потусторонность того строения.

    В нем не было ни намека на блоки или кирпичи, из которого оно было построено. По-видимому, пирамида была целиком вырезана из гигантского черного камня, после чего ей придали четкую геометрическую форму. На ощупь она была гладкой как обсидиан, но при этом не отражала свет. Она поглощала даже сияние луны, поэтому было невозможно понять, как глубоко под землю она уходила. Нельзя было сосредоточиться ни на одной из её деталей. Это была одна сплошная чернота.

    Нашему взводу выпала честь исследовать нижние уровни, и мы спустились по ступеням, пока остальная рота окружала плато. После того, как первый человек, коснувшийся края ступени, порезал себе руку аж до кости, мы стали шагать как можно медленнее и осторожнее.

    Спускаясь по ступеням, мы увидели несколько небольших каменных комнат. Это были пустые каменные кубы с одним отверстием в потолке. Не было никаких дверей, а чтобы залезть в отверстия, надо было хвататься за те острые как бритва черные края.

    Мы спускались с этажа на этаж, освещая комнаты фонарями. В них ничего не было, кроме все тех же безликих черных стен. Ни пыли, ни листьев, ни прочего мусора из джунглей, все здание было безукоризненно чистым, как будто его только что построили. Такого просто не могло быть; оно казалось мне невероятно древним, хотя никаких причин так думать не было.

    Спустившись на нижнюю ступень пирамиды, мы увидели, что дальше ничего не было, кроме темноты, которая поглощала свет наших фонарей. Мы сбросили вниз пуговицу, а потом и гильзу. Мы долго ждали в загробной тишине, но ни одного звука не последовало. Никто не сказал ни слова, и мы отвернулись от зияющей бездны и продолжили осмотр нижнего кольца пирамиды.

    Мы ни за что бы не нашли почти невидимый в густой темноте труп, если бы в свете наших фонарей не отразился длинный кровавый след. Он и привел нас к телу. Мертвец съежился, обхватив руками колени и прижав к ним свое лицо. Он был сильно изрезан, его одежда практически превратилась в лохмотья, сквозь которые были видны бледная кожа, а местами и окровавленные кости. На нем, возможно, была японская военная форма, но она была так изорвана, что этого нельзя было сразу понять. У нас было несколько секунд на то, чтобы его разглядеть, прежде чем раздались выстрелы.

Они прозвучали как жужжание насекомых в джунглях, после чего их почти мгновенно поглотила тишина. К тому времени, как мы поднялись наверх, остальной роты не было. На земле валялись стреляные гильзы, воздух был горячим от пороха, но людей нигде не было. Деревья были мертвенно тихими, и не осталось ни следа пятидесяти человек, которые прибыли с нами на остров. Я почувствовал, как к моему горлу поднималась желчь, меня начала охватывать паника. С одной стороны, была зияющая дыра с острыми краями, с другой, бушевал океан. У меня в ушах звенела тишина, и я с трудом удерживал себя в руках.

    Они были в джунглях, поджидали нас. Они вышли из-за деревьев неслышно, как мотыльки, просто проскользнули в поле зрения.

    Я могу попытаться рассказать вам то, что я видел. Скорее всего ты подумаешь то же самое, что и армейский врач, и еще дюжина офицеров. Что я — тупой вахлак*, ставший жертвой солнечного удара и травмы. Что я сошел с ума.

    Ты меня знаешь. Ты знаешь, что я не сумасшедший. Я ясно помню каждую секунду той ночи.

    На первой твари, которую я увидел, была надета кожа японского солдата, потемневшая и растянутая от разложения. Голова свисала с плеч, язык раздулся, а глаза были затуманены. Я видел рваные раны в усохшей плоти. Из каждой дыры зияла чернота — темнее, чем стены того здания. Эта темнота напоминала яростную тучу.

    Тварь шагала медленно, у нее трещала шея, а голова закатывалась назад. Я крепко сжимал в руках винтовку, но был не в силах выстрелить. Я только и мог, что смотреть на приближавшийся к нам кошмар, почему-то напоминавший марионеток моей матери.

    Рядом со мной раздался выстрел, и я увидел еще дюжину чудовищ, медленно наступавших на нас. Среди них было еще несколько раздутых и гниющих трупов, но большинство из них носили ту же форму, что и мы. Их тела были бледные, свежие и залитые кровью. В воздухе пронеслось еще несколько пуль. Я видел, как они попали в мерзких тварей, но их это даже не замедлило. Я увидел остекленевшие глаза сержанта, голова которого вяло свисала с плеч. Я увидел огромную рваную рану в его спине и вгоняющую в дрожь темноту, которая поселилась в его теле. Он, словно безжалостный хищник, бросился на стоявшего рядом со мной солдата. Все остальные начали падать на землю в бесшумной пляске кинетической энергии и нечетких движений.

    Когда я учился в школе, я участвовал в команде по бегу. Мне не нужно было приглашение, я просто побежал. Я бежал вслепую сквозь джунгли, натыкаясь на стволы деревьев. Я бежал, пока не увидел океан, и он вновь вогнал меня в ужас. Я не помню, как я решился плыть. Помню только то, что когда я обернулся в сторону джунглей и увидел, что ко мне на четвереньках несется одна из окровавленных тварей, у меня сами собой вытянулись руки. Я бросился в океан.

    И по сей день одна мысль об океане бросает меня в холодный пот. Однако в ту ночь я позволил приливу унести меня в море. Волны несли меня, и я чувствовал облегчение от того, что сбежал от невозможного монолита и ужасов тихого острова.

    Я так и не попал на войну. Как только я поправился, меня отправили домой.

    Когда я думал, что мне никто не поверил, это было даже хорошо. Я смог убедить себя, что ничего этого не случилось, и все, что я видел, было плодом моего воображения. Но когда я стал старше, я понял, что нет смысла лгать, тем более самому себе. Я знаю, что я видел.

    Впрочем, кто-то мне все-таки поверил. Я видел карты испытаний водородной бомбы в Тихом Океане.