Очень долго эту историю никому не рассказывал. Считал её чем-то сокровенно-личным, что нужно хранить внутри себя и никогда не выпускать наружу. Да и рассказывать такое, не боясь прослыть 'сказочником', полагал невозможным.
Оговорюсь, на момент происшествия ни о чём подобном не слышал, не читал (разве что один рассказик Г. Уэлса ). О людях, вроде группы 'Неман', занимающихся подобными случаями, узнал сравнительно недавно, как раз ища разгадку собственного.
Было это не то в двухтысячном, не то в две тысячи первом. Суббота. Жена с ребёнком уехали на дачу. У меня был рабочий день, поэтому я должен был подъехать вечером на шашлычок. Машины у меня в то время не было. Предстояло общественным транспортом доехать до окраины города. Дальше на выбор: либо автобусом до места назначения, либо три километра пешком через лес, часть которого является сосновым бором. При наличии свободного времени я, разумеется, выбирал второе. Так и в этот раз. Тем более, что прогулка позволяла сократить время общения с тёщей и явиться на уже готовый шашлык.
Тропинка, в основном, повторяет автомобильную дорогу, петляя на некотором расстоянии от неё, и выходит прямо на автобусную остановку. Хотя от тропинки отходит множество развилок, я всегда ходил одним и тем же путём.
Недалеко от остановки есть очень старый деревенский пруд, называемый Петушки. В этот раз я решил выйти не на остановку, а к пруду. Прикинул развилку, которая должна была вывести на него, и... собственно, пошёл. Время на дорогу потратил чуть больше, чем предполагал, даже успел немного запаниковать, что заблудился. Но нет. Выхожу на опушку. Вижу пруд - наполовину спущенный и заросший камышом. На берегу лежат молодые люди, загорая в лучах вечернего солнца. Подумалось: 'Надо же, среди лета пруд спустили, где теперь купаться?'/ Когда проходил мимо лежащих, они подняли головы в мою сторону. От какой-то неловкости я отвёл от них взгляд.
Сразу за прудом должна была идти небольшая посадка и сразу же линия дачных построек. Их не оказалось. Пошёл дальше по тропинке и буквально через пятьдесят-семьдесят метров вышел на большой пруд. Соображаю, что это-то и есть Петушки. Думаю: 'Вот так, сколько раз ходил сюда купаться, а что рядом второй пруд - не знал'.
Пришёл на дачу, говорю тёще с тестем: 'А вы знаете, что у вас на Петушках два пруда?'. Они: 'Нет, всю жизнь один был'. И жена: 'Да ладно, ты что, я с детства на него ходила, пруд один'. Я отмахнулся от них, не стал спорить, решив при случае доказать своё.
Недели через две отдыхаем на пруду. Говорю родственнику жены: 'Саш, а ты знаешь, что здесь в двух шагах второй пруд есть?'. Он говорит: 'Первый раз слышу'. Я смеюсь и покровительственным тоном ему: 'Пошли, покажу'. Идём. Я уже предвосхищаю свою победу и полное удовлетворение ЧСВ. Пятьдесят метров. Сто. Прошли метров четыреста. До меня что-то доходит. Начинает трясти, как вечером после перегрева на солнце. Чтобы не потерять лицо, говорю: 'Блин, Сашок, я, наверное, что-то напутал. Он где-то в другой стороне'. Сашка скептически хмыкает, возвращаемся.
Дорогой начинают наваливаться воспоминания. Точнее, высвечиваться, как когда проясняются детали, казавшиеся не такими важными. Масса мелких деталей, несоответствия. Десять-пятнадцать человек лежат в ряд на берегу заросшего водоёма, когда рядом здоровенный пруд. Никто не купается. Не разговаривают. Нет привычного, как обычно в таких больших компаниях, смеха. Все подняли на меня взгляд. Вспоминаю недоброжелательность, какой-то холод в их глазах...
При первой же возможности обшарил все окрестности Петушков с трёх сторон (с четвёртой дачи) в радиусе двух километров. Второго пруда нет. Второго пруда нет.
Долгое время при вспоминании этого события начинала бить дрожь, появлялось состояние тревоги, какого-то иррационального страха. Время от времени продолжают посещать мысли: 'Что было бы, если я залез в этот пруд? Что было, если бы заговорил с теми людьми?
«Я не могу уснуть», — прошептала она, забравшись ко мне в постель. Я проснулся в холодном поту, хватаясь за платье, в котором ее похоронили.