Электричка

   Тёплым декабрьским вечером Андрей подходил к железнодорожной платформе Старое Аракчино. Давно уже стемнело. И падал неторопливый снежок.

    Засиделся Андрей у родственников. И теперь шёл на электричку. Хорошо хоть - добираться до города не долго - минут двадцать. И главное, что на поезд не опоздал.

    Он поднялся на платформу, заваленную снегом. По причине позднего времени на ней никого не было. Лишь снежинки порхали в свете фонарей.

    Вдали раздался сигнал приближающейся электрички. И через некоторое время к платформе подкатил поезд. Двери лязгнули и открылись. Андрей зашёл в сумрак тамбура, двери закрылись, и электричка, погудев, поехала.

    В тамбуре слонялся какой-то тип. Кашляющий и худой. Одежда болталась на нем как на вешалке.

    'Сразу видно - алкаш', - подумал Андрей и зашёл в вагон.

    В вагоне царил сумрак. От силы две-три лампочки освещали ехавших пассажиров.

    Но зато народ был спокойный. Никаких споров и ругани, никакой гремящей музыки из смартфонов, никаких цыганок, докучающих пассажирам предложениями позолотить ручку и угостить их сигареточкой. Тишь и благодать. Лишь кое-где велись размеренные беседы.

    Недалеко от входа Андрей уселся на свободное место.

    Напротив него ехала симпатичная и, судя по всему, добродушная старушка. Справа - спящий усатый мужчина. У окна же девушка в шерстяной шапочке о чем-то задумалась.

    Так и ехали они какое-то время. Поезд покачивался и набирал скорость. И Андрей уже начал помаленьку дремать, когда старушка внезапно его спросила:

- А ты, сынок, где лежишь?

- То есть как - лежу? - не понял Андрей.

- Сама-то я на ключинском кладбище лежу. Да вот внучков решила проведать. Они у меня на Пороховом покоятся.

    'Сумасшедшая что ли?' - в смятении подумал Андрей.

- Сама-то я из Ключей, - продолжала между тем старушка. - Там меня и схоронили. В годе сорок втором выпал ранний снег, и ударили морозы. А урожай неубран. Вот и погнал нас председатель, детишек да баб, колоски из-под снега выковыривать. Детишки многие обморозились. Ну я, старая, простудилась и вскорости померла. Жалко ребятишек вот. При царе лучше было, - окончила старушка и пригорюнилась.

- Что за антисоветские разговорчики. Смотри у меня, бабка, - сквозь сон сказал усатый.

- Да я всегда за Советскую Власть, - отвечала бабушка. - У нас как белые в гражданскую поросёнка забрали - так я с тех пор завсегда за Советскую Власть.

Но усатый не слушал её. Он уставился на Андрея.

- Что-то ты больно на подкулачника похож. И одет непонашенскому. Уж не шлепнуть ли тебя для профилактики?

- Отстань от парнишки, изверг, - вступилась за Андрея старушка. - Мало ты что ли людей извел, гепеушник? Так и в могиле тебе неймётся. Самого расстреляли. А туда же.

- Да, было дело, - молвил усатый, поглаживая дырку на лбу. - Ошибочка вышла. Шлепнули меня, невинного, враги народа. Но умер я с именем Сталина. И порочить Советскую Власть не позволю.

    'Ну точно - на психов нарвался', - в панике думал Андрей.

    Но тут он поймал взгляд девушки у окна. Она уже давно с ужасом за ним наблюдала.

- Да вы что - не видите? - прошипела она, захлебываясь. - Он же живой.

    Пассажиры остолбенели. Такого они не ожидали. Ужас и паника воцарились в вагоне.

    Одна особо впечатлительная особа завизжала. Но её нижняя челюсть отвалилась. И визг прекратился.

- Куда катится мир, - негодовал один старичок. - Живой ходит среди покойников. И хоть бы хны.

    И все как один брезгливо уставились на Андрея.

- Живой. Живой, - раздавалось оживленное перешептывание.

- Живой? - сказал усатый мужчина. - Ничего. Сейчас будет мертвый.

    И схватился за кобуру. Но вытащил оттуда какую-то гнилую деревяшку.

    Андрей вскочил с места и кинулся к тамбуру.

- Сидеть! - прорычал усатый и попытался задержать Андрея. Но, едва встав, развалился на части, и голова его закатилась под сидение.

    Не останавливаясь, поезд пролетел мимо платформы 'Лагерная'. Вот именно - что пролетел. Взмыв над землей, поезд летел, не нуждаясь более в рельсах, в сторону Порохового кладбища.

    Андрей бежал к выходу. А мертвецы в ужасе от него шарахались.

    'Живой, живой', - слышался шёпот полный негодования.

    Наконец Андрей кое-как добрался до тамбура. Там по-прежнему маячила странная, костлявая фигура. Обитатель тамбура хмуро на него посмотрел и, с трудом ворочая языком, пролаял:

- Так ты, оказывается, живой! То-то мне рожа твоя не понравилась.

    И изо рта его вместе со словами вываливались черви.

    Андрей кинулся к дверям. Но только теперь разглядел в сумраке тамбура, что дверей-то никаких нет. Вместо них - грубо сколоченные, почерневшие доски, а в щели между ними летит снег.

    Ногой он вышиб гнилую доску. Та полетела вниз, туда, где проплывали безлюдные домики заснеженного дачного посёлка. Поезд летел к темнеющему вдали лесу.

    Цепкая рука вцепилась Андрею в плечо.

- Назад! - рявкнул костлявый обитатель тамбура.

    Но Андрей, наплевав на окрик, выпрыгнул в снежную пелену. Несмотря на немалую высоту, он удачно приземлился в сугроб. Рядом лежала дергающаяся, но уже безвредная рука обитателя тамбура.

    Поезд между тем продолжал свой полет. Хотя нет. Не поезд. Над лесом проплывали, как косяки перелетных птиц, вереницы гнилых гробов.