Туман

   К вечеру ветер стих, и, когда из-за горизонта показал остренькие рожки молодой месяц, по степи пополз, переваливаясь с боку на бок, туман. Часть его спустилась с неба мутными серыми капельками, часть выползла упругими кольцами из змеиных нор, часть принесло тяжелое дыхание гниющих лиманов.

    Туман придавил своей тяжестью слабые огни на далеких створах, поглотил ночные звуки, загнал зверушек и птицу в тайные камышовые убежища. Лишь большие черные пауки, перебирая по росе мохнатыми лапками, вышли этим утром на свой извечный промысел.

    К утру туман укрепил свои позиции, наложил заклятие на восток, не давая слабому сентябрьскому солнцу высунуться из-за края земли.

    Вслед за зовом будильника Николай Палыч, кряхтя, выбрался из-под стеганого одеяла, сел на краю дивана, нащупал босыми ногами тапочки и глянул в окно. За окном, в мутном свете подъездного фонаря, колыхал тяжелыми брылями туман.

    «Угу…» — пробормотал Николай Палыч и, нашарив на тумбочке очки, встал. Тяжело вздыхая и шаркая тапочками, он прошел в ванную и, не включая свет, плеснул себе в лицо холодной водой. Потом вернулся к дивану, напялил вязаные гамаши и чистые носки. На соседней кровати, распространяя вокруг удушливую чесночную вонь, храпела жена.

    «Угу…» — пробормотал, поморщившись, Николай Палыч и, приподнявшись на носочках, распахнул форточку. В полумрак комнаты тут же проник туман. Николай Палыч некоторое время неподвижно смотрел на вязкие белесые нити, растекающиеся по подоконнику тяжелыми каплями, потом вздохнул и пошел на кухню завтракать.

    Он вытащил неуклюжими пальцами из трехлитровой банки несколько кусочков старого желтого сала и расположил их аккуратно на блюдечке рядом с малосольным огурцом. Потом, поставив сковородку на газ, открыл холодильник. Взял три яйца, крупных, телесного цвета с прилипшими кусочками помета, и бутылку с паршивым болгарским кетчупом. Уже прикрывая дверцу холодильника, Николай Палыч заметил горлышко початой бутылки водки. И задержал на ней взгляд усталых, слезящихся за толстыми стеклами очков глаз. Сзади, выстрелив капельками жира, протестующе зашипела сковородка.

    «Угу…» — пробормотал Николай Палыч и волевым движением закрыл холодильник.

    Плотно позавтракав, Николай Палыч тщательно вымыл тарелки, закурил первую свою «Ватру» и посетил ватерклозет, где попутно разгадал часть замысловатого кроссворда из вчерашней газеты. Потом тщательно вымыл руки, затем открыл небольшой сейф в ванной и вытащил оттуда несколько тяжелых свертков. Критически осмотрев промасленную бумагу, он отнес свертки на кухню и не спеша собрал на белом кухонном столе небольшие аптекарские весы. Потом разобрал свертки, выставил на стол банку с порохом, коробку дорогих финских патронов и положил рядом мешочек с дробью. Запыжевав два патрона, Николай Палыч в задумчивости поскреб недельную седую щетину и принялся за ружье. Он, не торопясь, собрал на коленях свою вертикалку шестнадцатого калибра и тщательно протер специальной тряпочкой замки инжектора и мельхиоровую насечку на ложе.

Наконец, все было готово.

    «Угу…» — пробормотал Николай Палыч, вслушиваясь в размеренный храп жены. Он тихо прикрыл за собою дверь и шагнул в туман. Проходя мимо мусорных баков, он закурил сигарету, а почти полную пачку смял в ладони и швырнул в бак. Огромные мусорные коты безразлично смотрели ему в след желтыми глазами, полными тумана.

    Светало. Далекое солнце с трудом выкарабкивалось из цепких, влажных объятий и бледные лучи его уже кое-где проникали, освещая разбитую проселочную дорогу. Николай Палыч свернул в степь, ботинки его сразу стали тяжелыми от росы, а в ноздри ударил острый запах полыни и йода. Туман вокруг него лепил из серого невесомого тюля причудливые фигуры, способные поразить воображение любого художника, тут же разрушал их и создавал новые. Николай Палыч, сжимая ружье на сгибе локтя, брел не спеша, глядя себе под ноги.

    Косой выскочил неожиданно и тут же растворился в тумане серым пятнышком. Николай Палыч вздрогнул и улыбнулся. Из тумана уже показались отвалы заброшенного карьера. По дороге, разбитой когда-то тяжелыми «КРАЗами», он спустился вниз, обходя зловонные неподвижные лужи. В самом низу, где запах гниющей воды стал практически невыносимым, а сквозь туман темнели черные пасти штолен, Николай Палыч сел на желтую землю и, прислонившись спиной к большому обломку ракушняка, прикрыл глаза. Посидев немного в неподвижности, он снял очки и аккуратно сложил их в красный бархатный чехольчик. Потом похлопал по карманам в поисках сигарет, но, вспомнив туманных котов, печально улыбнулся.

    Из тумана, зарываясь носом в поисках съестного, выбрела здоровенная лохматая дворняга. Пес уселся, поджав хвост, и уставился на него голодными глазами.

    «Угу…» — пробормотал Николай Палыч и, поглядывая из-под бровей на собаку, принялся расшнуровывать ботинок. Сняв носок, он осмотрел его со всех сторон, аккуратно сложил и спрятал в карман. Заметив, что человек опустил руку в карман, пес завилял хвостом и приоткрыл пасть. С влажных клыков стекала слюна.

    Николай Палыч нащупал рядом холодную сталь ружья. Собака смотрела на него, не отводя глаз.

    «Эх… Пропади оно все пропадом!» — пробормотал Николай Палыч, сунул ствол в рот и надавил большим пальцем ноги на курок.

    От выстрела собака испуганно вскочила и, поджав хвост, бросилась, поскуливая, в туман. Но через некоторое время, привлеченная манящим запахом, появилась с другой стороны карьера, и подвывая от голода, принялась лакать теплую кровь…