Наверное, каждый из нас, если как следует покопается в памяти, вспомнит странные (не обязательно страшные) явления и события, которые происходили в раннем и не очень раннем детстве. Я не исключение. Более того, всякая неведомая ерунда до сих пор преследует меня по жизни, но сейчас не об этом.
Детство мое пришлось на конец 80-х — начало 90-х. Родители вместе с полуторагодовалой мной отправились по распределению в какое-то адское ново-кукуево без водопровода, канализации и продуктов питания на полках единственного магазина. Для проживания молодым специалистам была выделена комната в бараке. Барак радовал обилием мышей и тараканов и невероятной продуваемостью. Прочитав первое же письмо дочери о чудесном новом месте, в котором предстояло прожить еще три года, бабуля моя собрала ноги в руки и рванула на помощь. Оценив условия и немало офигев, бабуля оставила родителям две сумки с продуктами, собрала немногочисленные ссаные ползунки и две погремушки, взяла меня в охапку и отчалила, сказав, что, мол, разбирайтесь со своими распределениями и прочим, а ребенка я увожу в нормальные человеческие условия, пока ей тут мыши нос не отъели.
Так началась моя жизнь у бабушки. Бабуля не так давно переехала в небольшой провинциальный городок на юге России. Как ветерану тыла и труда ей выделена была так называемая малосемейка (были такие микро-квартиры, где еще под кухонным окном располагался «хрущевский холодильник»). Вместе с бабулей в квартире проживали ее тогда еще подающий надежды сын и дочь (моя любимая тетка). И вот, в пятнадцатиметровой комнате появилась еще и я.
Именно в этот период моей жизни произошла первая история. Я думаю, она никому не покажется страшной, благо все закалены кинематографом и крипи-историями. Но некий ареол загадочности есть для меня в этом событии. Дом наш находился в центре городка, но немного в стороне от главной улицы. Во времена моего детства напротив дома был длинный бетонный забор, за которым находилось какое-то такое же бетонное двухэтажное здание (до сих пор не знаю, что там было, потому что никаких признаков жизни из-за забора не поступало, а уж мы-то с друзьями уже в более взрослом возрасте каждую щель в этом заборе изучили). Наша обычная кирпичная трехподъездная пятиэтажка с длиннющими коридорами была окружена боярышниками, проклятыми тополями и зарослями каких-то ягодных кустов. С одного торца дом выходил на ныне благополучно застроенный пустырь.
У бабули была подагра и ночами ныли ноги. Чтобы не мешать всем спать, она спускалась во двор и долго сидела на качелях, ждала пока уймется боль. Часто компанию ей составляли несколько подруг, таких же не очень молодых полуночниц. У одной пил сын и она спасалась от пьяных тумаков на улице. У другой бессонница. Третьей просто скучно. Так или иначе, компанией они могли долго сидеть летней теплой ночью во дворе. Играли в дурачка, пили чай из термоса. Такой славный коммунальный уют. Иногда я просыпалась, когда бабушка собиралась уходить, и требовала тоже гулять. Пару раз посопротивлявшись, бабуля-таки стала брать меня с собой.
Ночи на юге очень темные, но фонари в ту благословенную пору работали исправно. Один фонарь был напротив нашего подъезда, он освещал кусок двора с большой качелей в виде скамейки, на которой как раз и тусили бабушка сотоварищи. Второй фонарь светил у последнего подъезда, там стояли маленькие качели. Простая дощечка на двух металлических прутьях. В одну из ночей я отпросилась на маленькую качелю, потому что тетки на своих больших качелях раскачивались едва-едва, и мне этого явно не хватало. Я не сразу поняла, что стало очень светло. Явно светлее, чем от фонаря. Сидя на качелях спиной к краю дома, лицом к пустырю, я увидела огромную луну. Не просто полнолуние, а невероятно большую лунищу, которая едва не касалась земли. Знаете, как в каких-нибудь сказочных фильмах. Причем, она была прямо передо мной. Не в небе, а четко, будто на вертикальном экране. Голубоватая, очень яркая, за ней черные, резко очерченные с неподвижной листвой стояли деревья. Я восхитилась и повернулась в сторону бабушки, мол — ты глянь! С удивлением я увидела, что бабушка и ее подруги вскочили на ноги и замерли, глядя в мою сторону. Я помахала рукой, бабушка отмерла и весьма резво, учитывая больные ноги, побежала ко мне. Наверное, чтобы лучше рассмотреть огромную луну, подумала я. Но она схватила меня в охапку и потащила к подъезду. Я вырывалась и пыталась объяснить, что нам непременно надо посидеть еще и посмотреть на чудо-луну, я же не видела такой красоты никогда. Но куда там. Буквально взлетев на третий этаж, бабушка затащила меня в квартиру. Я до сих пор не знаю, что это было, и почему такая реакция была у взрослых. Возможно, они видели совсем не то, что я. А, возможно, окажись сейчас передо мной огромный светящийся шар, я бы тоже испугалась. Я не знаю в чем причина, но я так и не спросила у бабули, что же ее так напугало, хотя воспоминание это трепетно храню до сих пор, потому что несмотря ни на что — это было прекрасно.
В этом же году, но уже зимой, в город приехали мои родители. Я не знаю, как они добились перевода, но так или иначе, наша почти трехлетняя разлука закончилась. Где-то с месяц родители жили в той же малосемейке (вот где крипота — вшестером на 15 метрах и двух диванах, спали штабелями). Потом им выделили комнату в семейной общаге. До сих пор я, бывая в родном городе, с содроганием проезжаю мимо этой жути. Огромная, серая, с грязными стеклоблоками в пролетных окнах. Конечно же, родители соскучились. И, конечно же, забрали меня с собой в общагу. Из уютной бабушкиной квартиры, из родного двора. В общаге мне полагалась своя собственная отдельная кровать с прутьями. У бабушки я преспокойно спала на кресле, но кто-то отдал родителям эту детскую мини-тюрьму, так что и спорить было не о чем.
С первой же ночи я поняла, что моя славная жизнь закончилась. Заснув по настоянию родителей слишком рано (у бабули привыкла к отсутствию режима), я проснулась посреди ночи от музыки. Я не знаю, как ее описать, хотя до сих пор она звучит в моих ушах. Представьте ритмично бьющие барабаны. Сначала негромко, потом мощность нарастает, при этом на заднем фоне усиливается какой-то неприятный пронзительный визго-звук. Кровать, стоящая у стены, начала потихоньку раскачиваться. Я в ужасе смотрела на край кровати, из-за которого под эту жуткую музыку медленно появлялась женская рука с длинными ногтями. Это не была каноничная ведьминская скрюченная ручища с трупной кожей. Нет, рука была красивая, ухоженная, ногти острые и длинные, покрытые красным лаком, на среднем пальце кольцо с большим камнем. Меня сковал совершенно осязаемый, болезненный ужас. Я не могла нормально дышать, не могла кричать. Только смотрела на эту постепенно высовывающуюся руку. Она уже пробиралась между прутьями кровати, когда я поняла, что если эта сволочь ко мне прикоснется, я умру. От моего дикого воя, думаю, проснулись не только родители. Неведомая дрянь происходила каждую чертову ночь. Музыка, толчки в кровать, рука, мои вопли. К бабушке в гости ходили раз в три-четыре дня. Каждый раз я устраивала истерику и не хотела уходить от бабули в страшную общагу. Родители, конечно, думали, что я от них отвыкла и таким образом переживаю стресс от разлуки с бабушкой. Но я всего-навсего не хотела возвращаться к ужасной руке, которая меня терроризировала каждую ночь.
Дальше произошло сразу два события. Первое — я стала обладательницей велосипеда. Папа задолбался каждый вечер по два-три часа читать мне книжки (а я, как вы понимаете, не спешила отпускать родителя, ибо страшная рука появлялась только тогда, когда родители засыпали). Поэтому славный родитель усадил меня за книжки и с упорством хронически недосыпающего человека в рекордные сроки обучил меня грамоте. В награду мне был вручён голубой трехколесный велосипед.
Вот тогда я и познала пятьдесят оттенков ужаса, и, собственно, произошло второе событие. Велосипед был, конечно же, прекрасен. На улице была зима. Поэтому тестила транспортное средство я прямо в общаге. Возможно, детское воображение сохранило несколько преувеличенные воспоминания об общежитии, ведь и деревья тогда были больше. Но тем не менее. В моей памяти коридоры общаги были невероятно длинными и извилистыми. С множеством поворотов и несколькими выходами на лестницу. Я каталась по коридорам и радовалась своему трехколесному другу. Но длилось это совсем недолго. В один совсем не прекрасный день я ехала по своим велосипедным делам по очередному мрачному коридору. Проезжая мимо выхода на лестницу, я увидела стоящего в проеме мужика. Лица его видно не было, так как у него за спиной находилось здоровенное стеклоблочное окно, соответственно лицо находилось в тени. В руке у мужика был мешок. Предупреждая вопросы, скажу, что меня никогда в жизни не пугали серыми волчками, буками, «придет-злой-дядя-и-заберет» и прочими детскими ужасами. Поэтому поначалу я вообще не заострила внимание, ну мужик, ну с мешком, ну стоит. Доехав до следующего выхода на лестницу, я слегка напряглась, поскольку здесь опять стоял тот же мужик с мешком. Когда я проезжала мимо, он резко шагнул вперед и схватил велосипед за перекладину между задними колесами. Я удивленно обернулась. Поскольку теперь позади мужика был только коридор, я увидела его лицо. Это была маска ненависти. Понимаете, я была вполне очаровательным ребенком. Носила милый комбинезончик с зайками и морковками, имела на щеках славные ямочки и в данный момент ехала по своим делам на ярко-голубом трехколесном велосипеде с кисточками на руле по пустому коридору общежития. Меня совершенно не за что было ненавидеть. А этот страшный мужик в серой робе и лохматой шапке совершенно очевидно меня ненавидел. И тащил за велосипед к выходу на лестницу.
В моей голове мгновенно возникла логическая цепочка, которая привела к выводу — мужик — подсобник страшной руки. Сейчас он затащит меня на лестницу, сунет в мешок и мне конец — рука меня все-таки достанет. Я, издав тихий писк, слезла с велосипеда и попятилась. Мужик, отшвырнув велик на лестницу, медленно пошел на меня. Тут я развернулась и побежала со всех своих коротких детских ног. На бегу я стукала кулаком в каждую встречающуюся дверь, в надежде, что кто-то выйдет и спасет меня. Я не оборачивалась, но слышала, что мужик за мной. Дело осложнялось тем, что я совершенно не помнила, где наша комната. Меня спасла случайность — из очередной двери наперерез мне вышла мама. Я врезалась ей в ноги и завыла. Когда я обернулась, мужика не было. Потом я долго пыталась объяснить, куда делся велик. Не знаю почему, но про мужика я ничего не сказала, поэтому все смирились с совершенно тупорылым «потеряла». Мне в утешение был предложен новый велосипед на день рождения, но я с ужасом отказалась. К слову, велик чуть позже нашел сантехник, по случаю оказавшийся в подвале. Несчастный малыш был буквально изувечен и практически скручен узлом.
Всю ночь после встречи с мужиком я мучилась кошмарами о том, как убегаю от него по запутанным лабиринтам общаги, сбегаю по лестницам и никак не могу найти выход. Потом меня, как всегда, разбудила музыка. Родители привычно проснулись от моих криков.
На следующий день я сидела на полу и читала книжку. Со стола упал чайник с кипятком и обварил мне ноги. Я плохо помню, как мама разрезала на мне колготки и чем-то мазала, смутно вспоминаю ее заплаканное лицо и то, как она причитала «Он же был с холодной водой, с холодной водой!».
Отлеживаться и лечить ожоги меня забрала бабушка, и в общагу я больше не вернулась, так как где-то через пару месяцев родителям выделили служебную квартиру, и начались совсем другие события. Но до сих пор где-то раз в год мне снится, как я убегаю по мрачным коридорам от страшного мужика с мешком. И во сне обязательно звучит ужасная музыка, которая всегда сопровождала появление руки.
Я просто увидел, что моё отражение в зеркале мне подмигивает.