Старик на каталке

   Несколько лет назад довелось мне побывать в санатории «Марциальные воды», что располагается в самом сердце Карелии. Места знатные, зори тихие, люди приветливые. Контингент санатория вначале удивил и слегка напугал: одни бабушки и дедушки. Кто слепой, кто глухой, кто на коляске катается. Но позже прониклась я к ним всей душой: тут тебе и мудрости глоток, и предание старины глубокой. Как говорится, два в одном. Вот с одной такой бабушкой — божьим одуванчиком подружились мы крепко, и поведала она мне одну интереснейшую историю:

— Случилось это, девонька, когда мне лет этак шестнадцать стукнуло. Это как раз после войны было. Семья у нас большая, детей много было, да все малы, я самая старшая из них. Мамка-то на заводе надрывалась, а от отца пока никаких вестей не поступало: жив ли, мертв ли — неизвестно. И эта неизвестность очень нас пугала. Так вот, чтоб мамке-то своей помочь, устроилась я санитарочкой в больницу. Деньги-то небольшие, конечно, платили, зато в сытости была, да и младшим, если какой больной что-то не доест, гостинец приносила. Ничего, жить можно было. И в первую же смену довелось мне увидеть умирающего. То был старик без роду, без племени, одинокий, никому не нужный. Умирал он тяжело, все стонал и на каталке метался. А дыхание было сиплое-сиплое, словно кто душил его. В ту пору в больнице нашей для таких умирающих был выделен закуток: чтоб на глаза больным не попадались. Так вот, в этом темном закутке дед тот медленно и умирал. Для меня это было потрясением: никто из врачей не оказывал ему никакой помощи, не подходил, не смотрел, не проверял. А я сновала по коридору со шваброй туда-сюда, но ноги то и дело несли меня к тому страшному закутку. Я пыталась облегчить участь умирающего: дать воды, обтереть лицо, но он уже был совсем плох — не двигался и дыхания почти не ощущалось. И в один из таких моментов, когда я вновь заглянула в закуток, то увидела странную картину: дед сидел на каталке, понуро свесив босые ноги. Спина согнута, глаза опущены к полу, а дыхание чистое и спокойное. От потрясения я не нашла ничего лучшего, как спросить:

    — Дедушка, с вами все в порядке?

    Не дождавшись ответа, метнулась к врачу с радостной новостью, что дед «ожил». Врач покрутил пальцем у виска, но к деду пошел. Открыв дверь и увидев старика, лежащего на каталке, мы поняли сразу: все кончено, он мертв.

    Закутав старика в старую простыню, мы вместе с молодым, здоровым, жизнерадостным парнем-санитаром повезли его в морг. Картина в морге предстала удручающая. Везде лежали тела: на каталках, на нарах и даже на полу. Поставив каталку со стариком в угол, я стала снимать с него простыню, немного замешкалась и не углядела, как санитар выскользнул на улицу. Только услышала, как хлопнула и закрылась на защелку дверь. Я вздрогнула всем телом от этого резкого звука, выпрямилась, но не успела сделать и шага, как свет погас. Санитар за дверью радостно гоготнул:

— Ну что же, девочка, побалуйся с дедушкой, пока он еще тепленький. Даю тебе 10 минут.

Я дико закричала, рванулась в потемках к двери, по пути наступая на чьи-то тела. Я билась об дверь, как дикий зверь бьется о клетку, ломая до крови ногти, крича и срывая голос от страха. Но черствое сердце моего мучителя не знало пощады. В какой-то момент мне показалось, что я слышу сзади странный звук и словно кто-то дышит там в темноте тяжело, сипло и натужно. Мои глаза уже привыкли к сумеркам, я резко оглянулась и увидела... старика, сидящего на каталке и понуро свесившего босые ноги. Дико заорав, я медленно осела на пол...

    Очнулась на улице — санитар лупил меня по щекам. Увидев, что жизнь ко мне возвращается, ухмыльнулся:

— С боевым крещением тебя, девочка!

    А я лежала на сырой земле, в грязном, мокром, больничном халате... Сил не было, голова кружилась, но мне было так хорошо, как никогда в жизни. Я вдыхала в себя ночной чистый воздух и хотела только одного — жить, жить, жить...