Домовой

     Приехали мы в начале мая на дачу. Второй этаж в доме у нас тогда еще не отапливался, а дом большой, двухэтажный, каменный. Выручали только теплые дни, а на ночь мы накрывались очень тепло, чтобы не замерзнуть. Вот в первую ночь легли мы спать, и мама среди ночи проснулась оттого, что ей очень холодно — одно одеяло соскользнуло на пол, и под бок пробирался коварный холод. Надо бы вылезти из-под одеяла, подобрать второе одеяло да накрыться, но как подумаешь, что потеряешь остатки тепла — так всякое желание выползать пропадает. Лежит мама, борется с собой, и тут чувствует, как сверху на нее опускается одеяло. Тот край, где дуло, закрывается, и такое впечатление, будто одеяло под бок подтыкают. Она от удивления забыла, как дышать, и тут слышит такой густой ворчливый бас, прямо под ухом: «Понаехали тут, заботься о них…».

    Еще раз тем же летом она снова слышала этот голос. В то утро она почему-то проснулась очень рано — около пяти утра. Заснуть опять не удалось, и она пошла в летнюю кухню, замесила тесто и поставила в духовку пироги. А пока те пеклись, решила немного поработать по холодку в огороде. И закопалась. Работа споро идет, мама времени не замечает... И тут опять тот же бас за спиной: «Ох, подгорят!». Мама подскочила, обернулась — никого сзади нет. Тут она про пироги вспомнила, побежала на кухню. А их и вынимать пора, как раз до нужной кондиции зарумянились.

   

В городской квартире мы голос домового не слышали, да и на даче больше не случалось. Но вот вещи по комнате летали. Как-то я сижу (дело 31 декабря было), любуюсь елкой, в комнате полумрак, только гирлянда горит да настольная лампа. Зрение у меня уже тогда было не очень хорошее, предметы немного расплывались перед глазами. Сижу я на диване и вижу, как под лампой мой кот потягивается. Он у меня белый был, с черными пятнышками, пушистый. Потягивается он, потягивается, и все выше встает. Я думаю — как это ему удается так высоко подняться? Встала, подхожу к нему и вижу, что не кот это вовсе. На столе, под лампой, лежала большая белая тряпка из парашютной ткани, и это она медленно поднималась в воздух. Под моим оцепеневшим взглядом она поднялась почти до потолка, а потом мягко шлепнулась обратно на стол. Как только она упала, от стола с легким шумом через всю комнату к дивану отъехал стул. Тут оцепенение меня покинуло, и я быстренько вышла из комнаты, пока меня тоже куда-нибудь на люстру не отправили.

    В другой раз мы с мамой сидели в ванной, разговаривали. Надо сказать, ванная комната у нас была огромная — метров шесть-семь. На полу, на кафельной плитке, стояла большая эмалированная кастрюля, в которой мы кипятили белье (стиральной машинки с функцией кипячения у нас тогда еще не было). Сидим мы, болтаем и вдруг видим, как крышка с кастрюли поднимается, отъезжает от кастрюли сантиметров на пятьдесят, а потом с оглушительным лязгом падает на пол. Страшно нам не было, но мы решили сменить тему разговора — так, на всякий случай.

    Историй, связанных с домовыми, у нас достаточно много. В нашем доме домовой никому не приносил вреда. Поначалу мне было не по себе, особенно когда я ложилась спать одна в темной комнате, а вокруг начинали падать вещи, слышался дробный топот, различные звуки. Соседей сверху или сбоку у нас не было, дом был ведомственный, спланированный под людей определенной профессии, так что на этаже была только одна квартира, и через лестничную клетку располагался вход во вторую, но не парадный, а черный. В общем, звуками от соседей весь тот бедлам, что начинал происходить по ночам, не объяснишь. Человек, наверное, действительно привыкает ко всему, так что привыкли и мы. И до сих пор я благодарна судьбе, что стала свидетелем таких вот удивительных явлений, которые, я считаю, принесли в нашу жизнь изрядную долю доброго волшебства.